Стремительно катились летние дни 1986 года. Обычно время в армии тянется невыносимо долго, особенно первые полгода, и каждый день – как будто неделя, не можешь дождаться, пока доживёшь до вечера, и упадёшь на жёсткую солдатскую койку с тощим матрацем, чтобы забыться тревожным сном. Но потом привыкаешь, втягиваешься, и время начинает идти быстрее и быстрее, а к дембелю, особенно после наступления великого “100 дней до приказа” уже и ходишь не так торопливо, и время свободное появляется, и обстоятельства вокруг складываются более спокойно и благоприятно. Центральный военный городок Бийска жил размеренно. После монгольской части, где караулы перемежались безумными ночными забегами с полной выкладкой на 12-15 километров, и рытья танковых окопов-аппарелей на 35 градусном морозе с ветром, служба в Бийске казалась непрерывным отпуском. В первое утро на новом месте, временно попав в комендантскую роту по команде дневального: “Внимание, рота, подъём!” я привычно подскочил и начал одеваться на зарядку. Лежавший рядом со мной музыкант Петя из гарнизонного оркестра сонно промычал: “Ты куда собрался? Это не тебе. Ложись, поспим до завтрака, нам положено..”. И действительно, пролежали до завтрака, потом неторопясь пошли в столовую через плац, по одному! Не строем! Шаркая ногами! А кто-то и в тапках.. Да, не водилось таких порядков в ЗаБВо даже для “дедушек”, зарядка была для всех и весьма жесткая, с “гусиным шагом” и взбиранием на склон горы Цурцула в быстром темпе..

После того, как меня распределили в полк (название одно, там даже на роту народу не набиралось) ничего особо не изменилось. Тут ленивого пофигизма было меньше, и на зарядку выходили, но никто не бегал, а просто уходили покурить за казарму. С некоторыми ребятами я был хорошо знаком по учебке, только они сразу сюда распределились, а я позже попал, и встретили меня спокойно или дружелюбно. Слушая мои рассказы о службе в Монголии многие офигевали и не верили, что такое где-то бывает, но летом таких вот неверующих собрали в группу человек 25-30 и отправили на 2 месяца в ту самую роту хранения и обслуживания, вернулись они поздней осенью и теперь мне вполне верили. Хоть и жили особняком, как командированные, но насмотрелись на тамошнюю дедовщину досыта. Ну, а в бийском гарнизоне шелестели зелёными кронами огромные столетние тополя, ночью можно было тихонько одеться, проскользнуть мимо кимарящего дневального к летнему бассейну рядом со штабом (представили? рядом со ШТАБОМ!) и отлично поплавать тихой и тёплой ночью. Дежурному по роте было пофиг, и он, оставив дневальных частенько сам уходил из расположения полка в штаб, в гости (или ещё зачем-то) на 3-4 часа, до рассвета – в общем, рай для шпионов и диверсантов, если бы им вдруг захотелось нанести удар по сонной кадрированной части в провинциальном алтайском городе.

Наутро ждала какая-нибудь вдумчивая и неторопливая работа с частыми перекурами и долгими разговорами про скорый дембель. Это могло быть перетаскивание мебели во время ремонта офицерской квартиры, и дебелая полковничья супруга беспокойно маячила рядом и умоляла: “Ребятки, только не поцарапайте комод! Он очень ценный!” и предлагала попить холодного домашнего кваса. А в другой раз нас отправляли на медицинский склад, где на металлических стеллажах хранились бесчисленные коробки с лекарствами, бинтами, капельницами, палатками и прочим скарбом. Встречал работников пожилой прапорщик кавказской национальности с отстранённым взглядом буддийского монаха и проспиртованным сливовидным носом. Инструктаж был коротким и не очень понятным, потому что большинство слов произносилось нечленораздельно. Заподозрить прапорщика в том, что он пьян было невозможно – ходил твёрдо, не покачивался, просто на вопросы отвечал после минутной паузы или вообще не отвечал, а только загадочно улыбался, причём не нам, а какому-то невидимому собеседнику. Работа, кстати, заключалась в том, что нужно было тонким прозрачным шлангом от капельницы сливать медицинский спирт из эмалированных металлических канистр в огромные прозрачные бутыли, которые закрывались пробкой из притёртого стекла (дети СССР, помните аптеки и живых пиявок в таких бутылях?). Спирт приходилось “подсасывать”, чтобы он полился, а шланг был тонким, и струйка брызгала далеко не сразу. Через 3-4 попытки от испарений и жгучего привкуса во рту начинала кружиться голова, и я уступал место следующему бойцу, а добрый невозмутимый прапорщик улыбался, и одобрительно кивал головой, глядя расширенными зрачками поверх наших голов..

А в это самое время “перестройка” и “гласность” уже начали набирать обороты, и повеяло новыми ветрами в незыблемом прежде советском устройстве, это ощущалось даже за высоким бетонным забором нашего гарнизона. Пока я жил пару недель в комендантской роте после прибытия из Монголии, то подружился с ребятами-музыкантами из военного оркестра. Они пригласили меня заходить к в гости, и я частенько пользовался этим приглашением, чтобы помузицировать. Из гитар в арсенале оркестра были только советские “Тоники”, электрогитары и бас, а усилительная аппаратура была заперта на складе, так что поиграть для души мне удавалось только фортепиано, а военный дирижёр, интеллигентный капитан, относился ко мне покровительственно, и сказал, что если бы не дембель, то обязательно забрал бы меня из полка к себе (но так и не сбылась моя мечта..). У парней в репетиционном помещении клуба был телевизор и магнитофон, а поскольку половина оркестрантов была вольнонаёмными служащими СА (теперь сказали бы – контрактниками), а часть молодых ребят – воспитанниками (была и такая категория!), то с гражданки приносилась вся самая свежая музыка – Жанна Агузарова и группа “Браво”, Виктор Салтыков и группа “Форум”, а вечером по ТВ показывали великолепные КВНы с участием “Одесских джентльменов”, новосибирского универа и других классных команд. Однажды я “влип” с этим вечерним просмотром по полной программе.. Музыканты часто вообще не возвращались ночевать в комендантскую роту, в репетиционной были раскладушки и постель, и строиться им было не нужно, в отличие от меня. Я нашел себе на дембель новую шинель по росту, и договорился, что хранить её буду в оркестре, потому что охота за шинелями в полку уже началась.. Из каптёрки новые и ворсистые экземпляры исчезали бесследно, а вместо них на твоей вешалке могла оказаться старая, чужая и не по росту шинель.. Так что я не стал доверяться судьбе и случаю, а позаботился о нормальном внешнем виде заранее (а сейчас думаю – зачем?? Можно было просто уехать в гражданке..). Итак, сижу я и подшиваю новые погоны и петлицы с красивыми танчиками, мы жадно смотрим на экран, смеёмся удачным кавээновским шуткам, и я так расслабился, что совершенно забыл о времени.. Опомнился я, когда трубач Слава спросил: “Саш, а ты на вечернюю поверку не опоздаешь?”. Я посмотрел на часы – они показывали 22:30 и по спине пробежал предательский холодок. Это значило, что я опоздал уже на 45 минут, и ничего хорошего меня не ждало.. Я швырнул шинель Славику и со всех ног помчался в расположение, взлетел на третий этаж, открыл дверь, и….

47-й кадрированный полк стоял в строю, все – полностью одетые и обутые, перед строем расхаживал на тонких жилистых ногах комбат, инструктируя бойцов, разбитых на группы, где искать пропавшего рядового .. На звук открывшейся двери все повернули голову и раздался общий вздох облегчения – ночные поиски отменились сами собой. Комбат подошёл ближе, метнув глазами две испепеляющие молнии, и скомандовал: “Рота – отбой! Непомнящих – за мной!”. Я понуро проследовал в кабинет комбата, застыв на пороге с виноватым видом. Комбат даже не сердился, он ехидно улыбнулся, и спросил: “Непомнящих, совсем охренел, что ли? Ты меня что, за человека уже не считаешь, а? Думаешь, что целый капитан, твой, между прочим командир батальона, должен вместо вечернего отдыха в расположение по тревоге бегать? Где был??!!”. Я, придав лицу самое покаянное выражение, на которое был способен, ответил: “Виноват, товарищ капитан! Больше не повторится! Шинель подшивал у друзей в оркестре, на часы не посмотрел…” и потупил взгляд. Комбат вздохнул и сказал:”Чёрт с тобой, спать иди! Дембель хренов..” и ушёл домой, благо офицерские общежития были совсем недалеко. Видимо, настроение у него было хорошее – мы совсем недавно вернулись из Абакана, где с очень хорошим результатом отстреляли штатным снарядом на горном полигоне, и он ещё не забыл, как я участвовал в его (перебравшего на радостях) спасении от военного патруля на вокзале (об этом читайте в предыдущем рассказе)..

Лето плавно перешло в спокойную и прохладную осень, дни стали короче, ночи холоднее, а из Москвы приказом прислали нового командира дивизии, и сонная лафа резко закончилась. Новая метла начала наводить уставной порядок. О ночных посиделках надо было забыть, если не ты не хотел и в самом деле отправиться на гарнизонную гауптвахту. Начались частые общие построения на плацу, и даже оркестр гоняли за качество строевого шага. Теперь на зарядках роты впервые забегали вместе с офицерами (которые сами забыли, что такое утренний бег), в нашей роте появился новый старлей из ГСВГ (группа советских войск в Германии), славный парень с зелёными глазами, мягким кубанским “г” и какими-то неуставными звёздочками на погонах, а еще через пару дней произошло страшное ЧП, потрясшее размеренную жизнь гарнизона..

Продолжение следует

Подписаться на новые рассказы в Telegram-канале «Фонарик путника»