Поездка на Украину, лето 1983 года, часть 2 

Итак, поезд мягко тронулся в дальний путь (чуть было не написал “в неизвестность”, но.. удержался :), мимо поплыли бело-зелёные стены вокзала Новосибирск-Главный, перрон вскоре закончился, и машущие руками провожатые исчезли из виду. Я в первый раз ехал в дальний путь самостоятельно. Нет, в поезде я конечно ездил: и в Семипалатинск к бабушке, и в Бийск (в турпоездку на Телецкое озеро после 7 класса, с большой компанией подростков и замечательным бардом и профессиональным туристом-походником Герой – нашим проводником), и с мамой в Горную Шорию, в “лыжную поездку выходных дней”, туда, где нынче процветает горнолыжный комплекс Шерегеш. Но раньше я никогда не ездил один, вот в чем вопрос.. Выйдя в тамбур, занял небольшую очередь в туалет, чтобы переодеться в майку и шорты, и столкнулся взглядом с весёлым чернявым мужиком, который улыбнулся, показав мне полный рот золотых зубов, и спросил: “Как зовут? А, Санёк.. Покурим??” – и протянул мне открытую пачку молдавских сигарет “Флуераш”. Я промямлил что-то типа “да я не курю…”, но мужику уж больно хотелось поговорить, и он потащил меня за собой в тамбур. О, эти вагонные разговоры и споры! Есть ли хотя бы один взрослый человек, который никогда не ездил в плацкарте, и не испытал всех прелестей этой сумбурной компании? К тому же компании непрерывно меняющейся, которая и прелестна-то именно потому что временна, эфемерна, а значит – ты можешь свободно говорить всё, что угодно своим случайным попутчикам: хвастаться, горевать, травить анекдоты, доверять сердечные и прочие тайны, и даже рассказать, где ты прячешь заначку от дотошной супруги, ведь всё равно встретиться снова вряд ли придется.. И в самом скором времени я узнал, что зовут его Сеня, что колымил он в где-то в области на строительстве коровника, и что заработал “филок” (а вот и жаргон, кто еще слышал, чтобы деньги называли “филками”?), а теперь едет домой, и я заодно с ним выкурил ароматную сигарету.. Немного закружилась голова, зато ощутил себя взрослым, чуть ли не ровней этому Сене. Стою, курю! Мама далеко, и не может меня контролировать, а за окном под перестук колёс мелькают столбы, провода, перелески, полустанки..

На верхней полке залёг какой-то пузатый мужик, который немедленно и громко захрапел (бог ты мой, мог ли я тогда подумать, что безжалостное время и меня когда-нибудь превратит в лысого пузатого…ну да ладно..), а напротив (моё место было внизу) расположилась кудрявая девушка Наташа, которая училась где-то в Новосибирске, и сдав сессию, возвращалась домой на каникулы. Наташа, покрашенная в блонди и завитая в мелкое колечко как “золотое руно”, оказалась весёлой и разговорчивой, общались мы легко и открыто, тем более, что как кавалер, я был слишком юн (ей было примерно 23-24 года), поэтому просто разговаривали, пока на одной из станций в вагон не подсел офицер. Не помню, как его звали, но хорошо помню внешность – крепко сбитый, жилистый, на голове – короткий ёжик армейской военно-полевой причёски, глаза песочного цвета, весёлые и какие-то бешеные, звание – старший лейтенант. Офицер сразу рванул с места в карьер – и шутил, и рассказывал армейские истории, и улыбчиво щурил глаза, сводил девушку в вагон-ресторан, и цветов купил на остановке в каком-то городке. Ночью я долго не мог уснуть из-за возни на месте напротив – шушуканье перешло в звуки поцелуев и жаркий шёпот, тихие смешки девушки и голубиное воркование старлея. Потом все-таки уснул, а наутро.. Наутро Наташа имела весьма жалкий вид, пытаясь (в жару!) платком прикрыть шею, покрытую багровыми кровоподтёками (и что за идиот из российских провинциальных мачо придумал ставить девушкам “засосы” как символ своих донжуанских предрассудков..). А старлей напротив, вид имел весьма довольный, а его жёлтые глаза светились каким-то электрическим светом, как мощные лампочки. Наташа вскоре сошла, кажется в Перми, а на её место пришел добрый вор Шурик.

Весь покрытый татуировками, но спокойный и застенчивый, увидев, что я везу гитару, он упросил меня сыграть и спеть что-нибудь. Я в то время люто фанател по песням Розенбаума, и с удовольствием и энтузиазмом исполнил: “Извозчика”, “Фраер, толстый фраер”, “А ну-ка сделайте мне фото, месье Жан” и другие, как теперь говорят, “хиты”. Шурик рассказал, что он вор, домушник. Рассказывал тихо, смущенно. Отсидел, возвращался домой, в Набережные Челны, говорил, что “завязал”. Сходил в вагон-ресторан и принес мне еды, хотя я не просил, и две бутылки шампанского. На мой отказ, что я ещё молодой, и не пью, он махнул рукой: “Где тут пить? Это ж лимонад! Давай, не обижай, угощаю! Ты хороший пацан, отвечаю, только обещай, что на зону не попадёшь, там с такими…” – и налил мне полный стакан в подстаканнике. Тут же подскочила проводница (верная обещанию моей маме, наверное), и уперев руки в бока, налетела, как наседка, на Шурика: “Ты чего это мне пацана спаиваешь, а? Ты кто такой? Урка, уголовник! Ну-ка убирай свое бухло, пока я старшего по поезду не позвала, высадим тебя на ближайшей станции, понял?”, а мне: “Ты чего его слушаешь? Не пей с ним!”. И Шурик отступил, подмигнув, сказав что он всё понял, и что больше не повторится. 

Он ушел курить, надолго, затем вернулся и тихо сказал: “Айда со мной, в соседнем вагоне нормальные пацаны едут, зовут тебя на гитаре поиграть!”. Ну, поиграть, так поиграть – всегда любил хороших слушателей. Мужик наверху храпел, проводница ушла к себе.. Я взял гитару и пошел в соседний вагон, к “нормальным пацанам”. У “нормальных пацанов” стояла початая бутылка водки, сами они, похоже, тоже были знакомы с местами “не столь отдаленными” не понаслышке. На застеленном газетой вагонном столике лежали крупно нарезанная колбаса, овощи, плавленый сырок “Дружба”, варёная картошка с маслом и зеленью, видимо, купленная у какой-то бабушки на короткой остановке и упакованная тоже в газету, свёрнутую “фунтиком”. Вот с ними я в первый раз в жизни и напился. Водки мне не предлагали, пили сами, а шампанское – “пацану, с него не захмелеешь”. Я не буду тебя утомлять, читатель, описанием того, как может быть плохо 16-летнему юноше от двух бутылок шампанского, скажу только, что в тамбуре напротив туалета я открыл окно, и высунул голову наружу. В лицо хлестали ветер и холодный дождь, я глотал дождевую воду и жмурил глаза на пролетающие мимо огоньки неведомых полустанков, и примерно минут через пятнадцать мне полегчало.. Я добрел до своего места, рухнул, и отключился. Наутро проснулся разбитый, с больной головой, и сполна вкусил первое в своей жизни похмелье.. Шурик сидел напротив, как ни в чём не бывало, и грустно щурил добрые виноватые глаза. Он принес мне крепкого горячего чая от проводницы и сказал: “Гитару твою я забрал, целая, не бойся. Вон она, я в чехол положил”. И он тоже вскоре навсегда ушёл из моей жизни, сойдя на станции Агрыз, купив напоследок колоду порнографических карт у “немых”, которые на остановках быстро пробегали по вагону, раскидывая на столики свои гадкие товары, и так же быстро собирали их перед отправлением поезда..

Продолжение следует..

Подписаться на новые рассказы в Telegram-канале “Фонарик путника”