Публикации типа “Без кота и жизнь не та”, “Ах, какая милота” и “Котиков вам в ленту”, включая также молодёжное “Котэ!” – беспроигрышный вариант привлечь внимание к своей персоне с минимальными затратами. Котиков (и кошечек) любят все (ну, почти все, явление в любом случае массовое). Что ж, читатель, рискну и я! Сойду, так сказать, с непроторенной дорожки в дебрях собственной памяти (ну, это я про политику и развлечения в СССР), которая то приврёт, то приукрасит, то домыслит что-то, и встану на общую лыжню. Вот, один из рассказов о котах и кошечках в моей жизни.
Итак. Жила в середине 70-х нашей семье прекрасная простая кошка, по имени Мурка, пёстрой такой окраски – бело-чёрно-рыжая. Как появилась – не помню, наверное, просто подобрали котёнком. Была она, как и положено городской кошке гордой, ласковой, царапучей, игривой, удивлённой и презрительной – смотря по обстоятельствам. Глаза имела изумрудные – довольные, голодные, хищные, сердитые, умиротворённые или умильные. Гораздо позже, когда я столкнулся в реальности с суровой прозой деревенской жизни, то узнал, что жизнь кошачья в селе – совсем не сахар, и уж точно – не сметанка. А приехав как-то в гости к старинной подруге по студенчеству, в частный сектор Нижней Ельцовки, где она живёт со своей семьей в старом деревянном доме, у ограды я увидел отгрызенную кошачью лапу с торчащими сухожилиями и костью! Ошарашенный, рассказал об этом Елене, на что она спокойно ответила, что, мол, так и есть. Собаки задирают и едят котов: не успел вскочить на забор – поминай как звали (да и звали ли? Кто их там считает, и как зовёт, бродячих?), никто не удивляется. Или ещё один институтский друг, Володя, отец которого, охотник, держал лайку по кличке Кай, рассказывал что перестал отпускать с пса с поводка. “Почему?” – спросил я. Володя поведал, что он моментально находит кота во дворе, и как пуля мчится к нему. Кот бросается наутёк, Кай его догоняет и сбивает с ног, пока кот катится кубарем и пытается встать, Кай хватает его зубами за шею и резко мотает головой, ломая позвонки. Академгородок – не тайга, и кот – не белка, да, но настоящий охотничий пёс и тут себе добычу найдёт..
Но, читатель, кажется, я немного отвлёкся от темы, рассуждая о превратностях кошачьей судьбы, пора вернуться к Мурке. Помню, что очень любил играть с ней, построив домик из квадратных диванных подушек, которых было три – этакий кошачий Мавзолей, две внизу, третья сверху. Мурка с удовольствием включалась в игру, изображая из себя пантеру в засаде – глаза горели в глубине “пещеры” неугасимым охотничьим злым огнём, и когда она входила в раж, выскакивая за моей подкрадывающейся рукой, то царапины я порой получал и на физиономии (чтоб не слишком в пантерину пещеру заглядывал).
Любила Мурка посидеть на кухонном подоконнике, задумчиво глядя вдаль (интересно, о чём думают кошки? Я абсолютно уверен, что думают), а подумав, с подоконника запрыгнуть на кухонный шкаф, да и наверху еще полежать в позе сфинкса, повелительно и самодержавно поглядывая с верхотуры на домочадцев (кошки ведь терпят людей, мне кажется). А однажды случилась беда.. На плите что-то варилось, а плита у нас была стандартная советская “Лысьва”, конфорки которой жарили как сумасшедшие, легко раскаляясь до калёного багрянца. Кастрюлю убрали, а плита чуть остыла, сменив цвет на багряно-пепельный, и в этот момент Мурка решила спрыгнуть, но почему-то не на подоконник, откуда пришла, а на конфорку! Как сейчас помню: собралась, подобралась, потом вроде передумала, посмотрела в другую сторону, но все же решилась и … произошло, на самом деле всё очень быстро. Дальше раздался жуткий кошачий вопль, а лапки задымились! Вбежавшая мама сдёрнула кошку с плиты, и как же ужасно страдала бедняжка! Она даже царапать нас не могла, лежала на спине, утробно выла, выставив кверху все свои четыре бедные обожжённые конечности..
Кошку лечили изо всех сил, намазали ожоги гусиным жиром, забинтовали, носили в лоток с опилками на руках, кормили с ложки, утешали! Для меня 8-летнего мальчишки, это был полный шок, конечно. А я подумал про себя, как хорошо, что я не последовал совету рыжего и конопатого дворового пацана Кости, который, улыбаясь, рассказывал мелкой шпане, что если облить руку бензином и поджечь – то ничего не будет! Рука горит, а боли нет, ага! Мурка, кстати, очень быстро освоилась со своим новым положением, и даже с удовольствием пользовалась привилегиями нашего повышенного внимания, ведь мама старалась скрасить её бедственное положение всякими, как теперь говорят “вкусняшками” (ненавижу это словечко, кстати, и тогда его в обиходе не было, равно, как и “Вискаса”). Постепенно ожоги на лапках зажили. Сперва облезла старая кожа, и подушечки обросли новой – гладкой и розовой, хотя и со спайками. Мурка начала понемногу ходить, на цыпочках, как балерина! Осторожно ступала каждой лапкой, словно пробуя поверхность пола на необыкновенное и нежданное коварство.. Плиту обходила как можно дальше, даже на подоконник долго не залезала.Наступило лето, и мы увезли нашу любимую “кошатинку” на дачу. Там, рядом с “матерью-землёй”, её здоровье поправилось очень быстро. Я исправно приносил с рыбалки мелких уклеек, иной раз специально ходил, чтобы наловить для неё рыбок, и иногда она сопровождала меня туда и обратно, но чаще – ждала дома, пока ей принесут любимого лакомства. Мышей, кстати, ловила отлично, но в основном не ела, а слегка “надкусывала” и выкладывала на крыльце дома. А вечером дед зажигал костёр, и мы садились вокруг и долго смотрели на самое лучшее, самое тёплое и самое красивое действо (кроме, как известно водопада, реки и озера) на свете. Мурка тоже приходила, садилась рядом с нами или залезала на колени. И неожиданно нашла себе подружку (или друга)!
В один из таких вечеров у нашего ежевечернего таинства неожиданно появился новый участник – к световому кругу костра в непроглядной августовской ночи выползла здоровенная серая жаба. Вот так, читатель, удивись, если не знал – жабы не прыгают, как лягушки, а исключительно ползают, причём делают это – по-жабьи. Она была покрыта серой бугристой кожей, невозмутима и холодна (это я узнал немного позже, когда набрался смелости потрогать её). Мурка сразу увидела её, соскочила с колен и стала осторожно приближаться к жабе. Та никак не реагировала, и не мигая, молча пялилась на костёр своим круглоглазым жабьим взглядом. Мурка немного успокоилась и стала осторожно подкрадываться сбоку, припав к земле, а подкравшись, осторожно стукнула жабу лапой. Жаба отскочила, и кошка отскочила! Жаба немного сдала назад, в темноту, но не ушла, а застыла неподвижно, глядя на пламя, так что Мурка походила-походила, да и легла рядом. И стали жаба с кошкой дружить. Я не знаю, как назвать эти отношения, иногда они играли во что-то вроде догонялок, иногда вместе лежали, иногда вдвоем растворялись во тьме – куда они ходили, что делали? Нам, мальчишкам, разрешали посидеть у костра около часа после того, как темнело, а потом загоняли спать, так что выяснить это было невозможно. Иногда жаба не приходила, и кошка начинала беспокоиться – шныряла вокруг костра, мяукала, но на следующий вечер жаба возвращалась, и всё начиналось сначала – или возня (а Мурка придумала игру, пританцовывая вокруг жабьего принца и нежно трогая лапкой), или мирное совместное созерцание огня..И хотя потом у нас жило еще немало представителей чудесного кошачьего племени, но память о ласковой и родной (кусачей и царапучей) Мурке навсегда сохранилась в моей душе, в лета от рождества Христова – 1974-1976-е.
Подписаться на новые рассказы в Telegram-канале “Фонарик путника”