В русалок и прочих сказочных существ Ваня Чернов в свои 48 лет не верил. Нет, где-то в глубине души допускал, конечно, что «есть многое на свете, друг Горацио», но суеверен не был. Его частенько раздражала жена, которая уверенно несла по своей жизни, запрограммированной какой-то неведомой силой, матрицу деревенского быта, полную таинственных примет, и изводившая мужа бесконечными придирками: «Не смей стричь на ночь ногти!», или: «Зачем вернулся? Через порог не переступай, стой там!». В самом начале супружеской жизни это казалось милым и даже забавляло, но с годами она, что называется, заматерела, и окружила мужа красными флажками со всех сторон.

Тесть, человек мудрый, но безропотный, вытянувший на своей спине большую семью во главе с беспрекословной и взбалмошной тёщей, к Ване относился сочувственно, но помочь ничем не мог. Когда у него было шутливое настроение, говорил доверительно: «До чего ж ты вкусную уху, варишь, зятёк! Я так не умею. А умел бы – сроду не женился! Вот зачем женился ты – ума не приложу.. Если подумать, за чем мы, мужики гонимся, а? Там и шерсти-то – всего с клок..» – и сам смеялся своей шутке.. С годами Ваня, подвизавшийся на банальной, но стабильной ниве программиста 1С, сильно устававший, и потихоньку теряющий былую остроту зрения, полюбил одинокие прогулки у Щучьего озера и спокойные размышления. И хотя супруга не одобряла, но пришлось ей смириться, тем более, что дети уже выросли и не нуждались в ежедневной опеке. В общем, такой вот сложился «консенсус» – заработанного Иваном хватало на спокойную сытую жизнь без излишеств, пил он мало (можно с чистой совестью добавить: «символически»), детей любил, «налево» не бегал – да чистое сокровище, а не мужик, если подумать (и особенно, если вспомнить судьбы подруг, гордо мыкающихся с бесконечными «нынешними» и «бывшими»)..

Городскую квартиру Ваня с женой давно продали, а купили хороший крепкий дом, который когда-то был деревенским, а ныне оказался не так далеко от города, растущего в разные стороны как убегающая из кадушки опара. Хозяйства большого заводить не стали, так – банька, теплица, небольшой огород, пара яблонь, да смородина с крыжовником, старый, но крепкий «ауди» в гараже, в общем – дачный рай круглый год, да только надоело это всё Ване, ох, надоело.. «Жизнь быстротечная, жизнь мимолётная, куда ты летишь?» – мелькали в голове стихотворные строки, но записывать их он стеснялся – жена засмеёт, скажет, совсем «с глузду съехал». Будучи городским уроженцем, изначально он многих выражений своей благоверной не знал (а после 20 лет «женатиком» и знать не хотел), но интонация говорила сама за себя. Зато любил порой послушать старые виниловые пластинки на все ещё живом проигрывателе давно исчезнувшей вместе с Советским Союзом фирмы «Вега» – и Муслима Магомаева, и тогда ещё молодую и высоко летящую Аллу Пугачёву, но почему-то особенно нравился Ивану альбом очень странной группы «Дети», изданный в конце восьмидесятых на фирме «Мелодия», на которой была не менее странная песня про русалку, начинающаяся со слов:

В озере купалася русалка,
А я следил за нею из кустов
Дело было ночью
Струился лунный свет
Я боялся бежать, я не смел убежать
Ооооо!
Бесконечною казалась эта ночь!
Оттого, что я думал,
Что рассвет уж не наступит никогда..

Песня забавляла, отвлекала от привычного полудепрессивного состояния своей какой-то детской абсурдностью, и помогала преодолевать «тяготы и лишения» (как писалось в армейском уставе) семейной жизни.. А потом придумал Иван себе отдушину после работы – ежевечерние прогулки, ссылаясь на то, что работа сидячая и «чаще двигаться надо». Раньше супруга непременно всучила бы ему обоих малышей, чтоб «порожняком не ходил», но теперь у сына уже пробивались усы с редкой бородкой, которые можно было увидеть в те недолгие моменты, когда он отрывался от монитора и снимал с головы наушники, а подросшая дочь в перебранках огрызалась матери так, что легко её заглушала, да и в ехидных подковырках, похоже, начала превосходить. Но стоило только ступить за порог, и пройти по просёлку до берёзового перелеска в сторону озера, как стихали домашний чад и гам, и наступала блаженная тишина снаружи и внутри. И можно было громко свистеть в своё удовольствие, и даже петь во всю глотку – в лесу никого, а если кто и есть – то никому нет дела. Вот Иван и гулял, напевая «детским» голоском прилипшую к языку «русалочью» песню.  

Озеро называлось Щучьим не просто так, в нём действительно было немало разной рыбы, но именно из-за большого количества озёрной щуки, похожей на тупоносое пятнистое полено, сюда приезжали городские рыбаки. Тянулось озеро чуть ли не на 12 километров, витиевато извиваясь по окрестностям, а по берегам росли старые ивы, шелестящие на ветру узкими серебристыми листьями . В середине лета озеро зарастало жёлтыми кубышками, которые украшали поверхность прозрачной воды, а в глубине зелёными косами медленно колыхались заросли какой-то подводной флоры. Вот и полюбил Ваня, далеко обходя редких рыбаков, к сообществу которых и сам когда-то принадлежал, гулять по этим приятным уму и сердцу местам в поэтическом настроении, размышляя о мимолётности жизни и несбывшихся мечтах.

Что именно не осуществилось – трудно сказать.. Точнее, трудно выбрать – что могло осуществиться? По какой дороге не пошёл, где свернул к нынешней жизни? В юности писал романтические стихи, и исписанный юношескими виршами блокнот, подаренный девочками класса на 23 февраля до сих хранился на полке.. Институт закончил после армейской службы, быстро женился на красивой и бойкой черноглазой Марине, и так же как все выживал в девяностые, хотя со специальностью программиста бухгалтерской программы нормально в общем-то выживал.. И как говорится, пронеслась жизнь, вот и вспомнить-то особо нечего – быт один.. Весна, лето, осень, Новый год, и снова по кругу.

 Но, размышляя в одиночестве, мечтал – может, не всё ещё потеряно? Чем чёрт не шутит, вот взять бы и .. Далее перед глазами проносились волнующие картины – он стал известным актёром, идёт получать кинопремию по красной дорожке в чёрном смокинге! А Харатьян, и Домогаров, и даже нелюбимый супругой («какой-то он подозрительный!») Маковецкий улыбаются, руку жмут, поздравляют! Или, например, так: «Литературная премия года в номинации «Детектив года» вручается Ивану Чернову, автору бестселлера «Вопль из болота»! – и он снова идёт по красной дорож… (ччёрт, неужели никак нельзя без этой дорожки?). А губы сами растягивались в довольную улыбку, хоть награждение было и придуманным, но всё равно – чертовски приятным.

И вот, в одну из таких прогулок, и случилась встреча Ивана с нечистью..

День ещё с утра странный выдался – то ветер резко дунет, подняв маленький смерчик на просёлке, то наступит затишье. То тучи набегут, то разойдутся, дав дорогу снопу солнечных лучей – в общем, неровный какой-то был день, тревожный, хотя и выходной. Ваня шёл себе размеренно по тонкой тропинке вдоль воды, привычно мечтая о другой – разноцветной и яркой жизни, полной славы, наград и любви поклонников, и ушёл так далеко, как ни разу ещё не уходил. Откуда-то издалека доносился слабо различимый сабвуферный «бумм-бумм», и наш герой привычно поморщился, но прошёл дальше, по цветущему лугу, заросшему клевером и иван-чаем, и оказался на на укромном безлюдном берегу. Озеро в этом месте разлилось широко, вокруг – ни души, ни окурка, ни следа человеческого на берегу. А в заводи, украшенной цветущими белыми лилиями, плавала красивая обнажённая девушка. Длинные волосы зеленоватого цвета струились по плечам и шлейфом раскрывались на поверхности, когда она погружалась в воду. Иван застыл, открыв рот, наблюдая за ней через заросли ивняка и боясь себя обнаружить. Девушка была молодая, наверное, лет семнадцати – восемнадцати, и какая-то немножко странная.. Вынырнув по пояс на отмели, она подняла руки, и склонив набок головку стала плести из распущенных мокрых волос толстую косу, показав впадинки подмышек с редкой порослью, похожей на мох, и острые груди с тёмно-зелёными сосками. А потом запела.

Мелодия её голоса просачивалась в Ванину душу, как вода сквозь бетонные перекрытия – нота за нотой, капля за каплей, и вот, сам того не заметив, он встал и медленно вышел из своего укрытия, и вошёл в воду.. Девушка пела свою волшебную монотонную песню все настойчивее и ярче, и протянув к пропадающему программисту белые пальцы с острыми зелёными ноготками, подзывала его движениями маленьких ладоней ближе, ближе.. Ваня забыл обо всём – о том кем был, и что с ним было, о своей всё ещё красивой и вредной жене, о детских колясках и первой подержанной иномарке, о кредите на дом и премиях от начальства, о поликлиниках и больницах, куда столько раз возил заболевших детей, о шумном турецком отеле и пьяных соотечественниках на пляже.. Всё это казалось далёким, неважным, да и не с ним бывшем, а в реальности он знал один лишь неземной голос, лившийся прямо в сердце, видел зовущие протянутые руки и эти бездонные, как омуты, глаза.. Поющий девичий рот, растянутый в чарующей улыбке, предназначенной только для него одного, прекрасный рот, полный мелких жемчужных зубов (Господи, почему они такие острые?)..

Вошедший уже по грудь в воду, Ваня не увидел, но услышал, как позади него вынырнули ещё две русалки, отрезая путь к берегу, и тоже запели, вплетая свои нечеловеческие голоса в тенета древней ловчей песни. Внезапно (так у умирающего перед самым концом наступает миг просветления) в голове проснулось второе «я», как маленький и беспомощный наблюдатель за происходящим – Ваня понял, что его сейчас съедят. Сначала утопят, а потом утянут на глубокое илистое дно, под пни – коряги, и начнут пировать, раздирая на части безжизненное тело острыми зелёными коготками и жемчужными зубами. И Ваня стал бороться за свою жизнь изо всех сил. Сил хватило только на то, чтобы остановиться, и посмотреть в русалочьи глаза, которые оказались мутно – голубыми, глубоко утопленными, и кажется, вообще не мигали.. Пение и впереди, и сзади нарастало, окутывая новой волной покорности судьбе и спокойной готовности к смерти. «Всё» – пронеслось в голове Вани. «Больше не могу держаться, нет сил..Наверно, там хорошо на дне. Темно, спокойно, тихо.. Никто не кричит, не беспокоит. Хорошо, я пойду с вами, пойду туда, куда вы меня зовёте! Ваша песня так прекрасна! Я иду! Иду-у-у!». И русалки, взявшись за руки, закружили вокруг бедного Вани свой последний, завершающий ритуал хоровод, всё убыстряясь, их волосы, руки и груди мелькали вокруг бедного отца, мужа и ценимого начальством специалиста, застывшего с блаженной улыбкой на устах ..

Но вдруг издалека раздался чуждый тут, но спасительный звук, который, нарастая, превратился в рокот автомобильного мотора, и к берегу подъехал немолодой «лэндкрузер», из затонированных недр которого доносился мощный и близкий теперь сабвуферный «бумм – бумм – бумм», проносящийся над водной гладью и складывающийся в хит группы Ace Of Base (которую Ваня, считающий себя меломаном, не особо жаловал за её «попсовость»). Русалки переглянулись и замолчали, а Ваня медленно, с трудом повернулся к берегу. Из машины, весело матерясь и гогоча, вывалилась изрядно выпившая мужская компания, от которой отделился дородный рыжий увалень с веснушчатым красным лицом и волосатыми руками. Он подошёл к кромке воды и крикнул:

– Здорово, мужик! Ты чо одетый купаешься, охренел, что – ли? А тёлки твои? Познакомишь? Пацаны, айда купаться, тут берег хороший! И повернувшись к гоп – компании, скомандовал:
– Давай – давай, палатку ставьте, тащите мангал!

Раздалось три негромких всплеска – русалки, разорвав руки,  одновременно скрылись под водой, а Ваня медленно побрёл к берегу.. Рыжий громко командовал процессом разгрузки, его друганы гоготали и дружелюбно ругали друг друга неприличными словами, а солнце медленно скрывалось за берёзняком на другом берегу озера.. Хлюпая кроссовками, Ваня вышел на поляну, с мокрых джинсов и куртки текло, он мелко, но всё сильнее и сильнее дрожал в наступившей вечерней прохладе.

– Мужик, ты в норме? А тёлки твои где? Водки жахнешь? Чо молчишь, язык проглотил? Так, пацаны! У человека проблемы. Водки, быстро!

Один из компании, судя по снаряжению – охотник, пошарил в багажнике, вытащил матовую бутылку обтекаемой формы с какой-то вензелистой этикеткой, штабель пластиковых стаканчиков и несколько упаковок какой-то нарезки, разлил на всю компанию, и сказал:

– Ну, будем! – и компания дружно выпила, потянувшись к кружочкам нарезанной колбасы, разложенным на капоте «крузера». По ваниным жилам сперва пробежал огонь водки, затем огонь жизни, которую он чуть было не потерял, а из глаз брызнули крупные слёзы (вот это было удивительно, Ваня не плакал уже примерно 35 лет..).

– Спасибо вам! Спасибо! И вам – спасибо! И тебе спасибо, дорогой человек! – снова и снова повторял Ваня, утирая щёки, и пожимая руки своим недоумевающим спасителям, аудиосистема «крузера» грохотала хитами 90-х, и ещё никогда в жизни Ваня так нежно не любил «гопников», их ненавистные ему прежде манеры, и тупые грубые шутки..

Дома нетрезвого и насквозь мокрого мужа встретила жена, привычно открыла рот, чтобы пройтись от души по Ваниному геному до третьего колена, но посмотрев ему в глаза, тут же закрыла. Ваня встал на колени, уткнулся в тёплый женин живот лбом, обнял её и снова заплакал. Марина гладила голову мужа руками, и говорила:

– Ванечка, дорогой мой, милый мой, не плачь! Всё хорошо, всё у нас с тобой хорошо.. Я тебя люблю, правда-правда, очень сильно люблю! Что случилось? Расскажи мне! – а Ваня в ответ только всхлипывал и быстро бормотал:

– Мариночка.. Мариночка моя.. Я.. Я никогда больше не пойду один гулять.. Никогда, слышишь? Клянусь тебе жизнью своей! Богом клянусь!

Через пару дней, отлежавшись и успокоившись, Ваня нашёл пластинку “Детей”, на которой томилась заключённая туда на пожизненный срок песня про русалку, с ненавистью сунул её в чёрный мешок для мусора и унёс в подвал. Никогда больше он не напевал эту песню вслух, а если она вдруг сама начинала звучать в голове, то несколько раз читал, закрыв глаза, выученную наконец молитву “Отче наш”.

P.S.