Ах, каким незабываемым было лето 1980 года! Наш ужасный, наш прекрасный Советский Союз застыл над пропастью, уж не знаю, во ржи ли, или во лжи, но глиняные ноги колосса стремительно покрывались сетью трещин, а голова была в облаках, и ни о чём не подозревала. Лето пришло, вступив в свои права на 1/6 суши планеты Земля, и в это самое время и на цветущем черноморском побережье Украины, и в только что слегка вынырнувшем из вечной мерзлоты якутском городе Мирном молодёжь веселилась на дискотеках! Провинциальные ведущие дискотек (кстати, слово “ди-джей” пришло в разговорный обиход гораздо позже, скорее всего, вместе с западным форматом радио, типа “Европа Плюс”, а тогда говорили – “диск-жокей”) царствовали на танцплощадках санаториев, баз отдыха и пионерских лагерей. Ах, какие драматические события происходили на дискотеках восьмидесятых, боже мой.. Кипела молодая, горячая кровь (“через час уже просто земля” – как очень точно выразил Виктор Цой), хохотали и визжали девчонки, гордо выходили на танцпол местные королевы, сопровождаемые восхищёнными или завистливыми взглядами, а за площадкой, подальше от чужих глаз подтверждалось вековое первобытное право самца на самку. И трещали разорванные рубахи, раздавались влажные шлепки кулачных ударов, стоны и пугающие противника вопли, а иногда мелькали блики ножей и металлических ременных пряжек – последнего аргумента молодого пролетариата и крестьянства, исправно пополняющие новыми постояльцами места лишения свободы. А потом раздавался вой сирены и синие проблески маячка на милицейском “бобике” (так почему -то называли “уазики”). У каждого человека, рожденного в шестидесятых, наверняка есть свои ассоциации и своя заветная История, просто лично у меня она связана с песней группы Иглз “Отель Калифорния”.

Как-то так получилось, что до 7 класса я ни разу не был в пионерском лагере, и летом 1980 года мама предложила мне восполнить этот досадный пробел. На большом предприятии, где она тогда работала, которое называлось “Сибэлектротяжмаш” и изготавливало огромные турбины для ГЭС и ГРЭС, профком выделил путевки в пионерский лагерь за какие-то смешные деньги, и, в общем, отправился я с каким-то стареньким чемоданчиком в руке на место сбора – площадку перед проходной завода, где пионеров уже ждали автобусы “ЛИАЗ” и торжественная линейка. На линейке нас построили по отрядам. Оказывается, всех уже распределили куда надо, и назначенные вожатые делали перекличку по спискам. Затем выступили ветераны труда, выставленный громкоговоритель дежурно сыграл несколько бодрых пионерских песен, и наступил коронный момент – из заводской стены торжественно вытащили замурованное за бронзовой табличкой послание пионеров из 1950 года пионерам 1980-го. Сейчас точно не вспомню, что они нам хотели сказать, потому что сзади постоянно толкали локтями, наступали на пятки, жарко дышали в затылок, да и солнце припекало прилично. Наконец, торжественная часть закончилась, толпа детей заполнила автобусы, я в последний раз помахал рукой маме, и уехал навстречу новой, почти взрослой жизни, где не было ежедневного родительского контроля.

Итак, началась “лагерная жизнь” с обычными развлечениями подростков того времени – подкладыванием в чужую постель обуви под подушку, измазыванием спящих зубной пастой, и обязательными ночными рассказами о “Мертвой руке” и “Чёрном альпинисте” в палате девчонок. Так-то к ним заходить было нельзя, но юному краснобаю вроде меня, с несколькими друзьями – разрешалось. Тогда я понял одну простую вещь.. Вот если про “Мёртвую руку” – все с замиранием слушают и вполголоса просят: “Ещё! Еще!”, а если начинаешь пересказывать фантастический роман Франсиса Карсака “Бегство Земли” (а видели снятый по его мотивам недавний китайский блокбастер “Блуждающая Земля”?), то через 15 минут в палате стоит полная тишина, прерываемая негромким посапыванием и причмокиванием – все спят..

Утро всегда начиналось одинаково – радист в радиорубке врубал на полную мощность песню Высоцкого “Утренняя гимнастика”:

и заспанные после ночных шалостей пионеры тянулись наружу, к летним умывальникам под открытым небом, умыть лицо и лениво участвовать в проводимой физруком зарядке перед радиорубкой (именно здесь скоро и произойдут события, подвигнувшие меня написать этот рассказ). Вожатые у нас были непрофессиональные – просто сотрудники предприятия, которых распределили из профкома поработать на лето, с нами они особо не напрягались, и чем дальше шла смена, тем реже они появлялись в отряде, потому что у вожатых шла своя, бурная и весёлая жизнь, сопровождаемая всё теми же извечными звуками призывного женского хохота, и преувеличенно “крутого” мужского голоса, рассказывающего девушке какую-то “очень интересную историю”.

Девчонки в нашем отряде были разные – и помельче, еще не совсем оформившиеся, и вполне уже юные девушки, привлекательные, весёлые, вполне себе обладающие “scent of women” (то же самое касалось и парней, конечно). Так вот, среди них была очень симпатичная девочка по имени Наташа, которая мне нравилась. Но на фоне старших и рослых парней я проигрывал по многим параметрам, особенно на вечерней дискотеке, где в силу естественным образом вступали законы взрослой жизни, где каждый сам за себя, поэтому подойти и сказать об этом прямо я как-то стеснялся..

Смотри, читатель – все декорации к этой истории уже нарисованы и расставлены, пора переходить к развязке. Итак, наступило время вечерней дискотеки, которая шла чётко по плану: сначала советская эстрада в лице Аллы Пугачёвой, “Весёлых ребят”, группы “Пламя”, потом развесёлое диско от групп Boney M и Eruption , потом, когда разогретая быстрыми танцами толпа созревала до “медляков” звучали “Там где клён шумел..”, “Не забывается такое никогда”, потом западные хиты, и наконец, вишенкой на торте (и почему-то всегда последней песней) радист ставил Hotel California. Поскольку песня была последней, то и события в этот момент резко подстёгивались, поэтому я совершенно неожиданно для себя решился, встал, и подошёл к девочке Наташе, чтобы пригласить её на танец. Надо сказать, что нравилась она не только мне, но и ещё одному парню из нашего отряда, Фёдору, который занимался боксом, был выше меня на полголовы и старше года на два, и выглядел практически взрослым пареньком. Был он худ, очень жилист, говорил мало, но если что-то не нравилось, то глаза становились злыми, приличного размера кулаки сжимались, а на лице, обтянутом темной пергаментной кожей, вздувались желваки. Волосы у Феди росли в мелкую кудряшку, и, в общем, вид он имел неприступный и достаточно грозный, и был, что называется, “в авторитете”.

Наш пионерский отряд
Наш пионерский отряд

Видимо, Федя тоже планировал пригласить Наташу на последний, коронный, длинный, ставящий все точки над “i” танец под “Отель Калифорния”, как вдруг неизвестно откуда взявшийся шкет возник ниоткуда и увёл девушку! Такую обиду он, конечно, снести не мог, и дожидался окончания дискотеки видимо, как всегда – сжимая кулаки и играя желваками на щеках, прищуривая свои серо-зелёные глаза.

А я ничего не видел и не слышал! Я танцевал с Наташей, бережно прижимая её к себе.. Первый раз в жизни танцевал медленный танец с юной женщиной, вдыхая запах её волос, и ощущая то, ради чего мужчины творят свои безумства на всём протяжении существования человечества.

Отзвучал последний такт песни, старший вожатый объявил окончание танцев и отбой через 15 минут. Я, совершенно ошеломлённый своим поступком, только что отпустив наташину руку, зачарованно стоял у летней сцены, не веря своему счастью, как меня грубо спустил на землю сильный толчок в спину. Я обернулся – напротив стоял совершенно бешеный Федя с парой “секундантов”, и беспрекословно сказал: “Иди за мной!”. Я пошёл, куда было деваться. Идти было недалеко, метров двадцать, за радиорубку, где было тихо, укромно, и никогда не появлялись вожатые. Пришли.

Я встал напротив Феди, ожидая, что он скажет. Но говорить Федя больше не стал, и следующее, что я помню – это сильный удар в лицо, искры из глаз, и полёт в темноту. Ударил меня он видимо, слишком сильно, не рассчитал, потому что я потерял сознание и упал на землю. “Секунданты” быстро сбегали до пожарного щита, и притащили из вкопанной в землю бочки воды в красном остроконечном ведре (вот, кстати, почему вёдра на противопожарных щитах остроконечные, кто знает? Напишите в комментариях, пожалуйста), и Федя отливал меня холодной водой, прислонив к стене радиорубки, и быстро говорил: “Ты живой? Ты прости, не хотел так сильно ударить.. Сам виноват, куда ты лез? Она – моя, понял? Еще раз полезешь – убью совсем!!! Прости, давай, вставай, вот, вот так.. Рассказывать никому не будешь? Смотри, не рассказывай!”.

Вот так произошёл мой переход из мальчиков в юноши. В отряде, кстати, меня после этого случая зауважали – я ведь бросил вызов самому сильному, так получалось (а я, на самом деле, об этом просто не думал, что мой поступок – на самом деле вызов), Федя больше не трогал и даже пару раз при всех похлопал по плечу. С Наташей, похоже, у него так и не сложилось, а смена скоро кончилась, и мы разъехались по домам. На память осталась фотография, и подписи к ней на тыльной стороне. Думаю, что сейчас можно опубликовать их, прошло столько лет.. Возможно, кто-то узнает себя и своих знакомых на этом старом фото – ребят с Затулинки, в лето от рождества Христова 1980-е.

Подписаться на новые рассказы в Telegram-канале “Фонарик путника”