Итак, в нашем доме постоянно водилась какая-то живность. О рыбках нужно писать отдельный рассказ, ведь это целая эпопея, а сегодняшний рассказ – о собаках. Начну я, пожалуй, с Тузика. Это был пёс деда, помесь дворняги бог знает с кем, но удивительно умный и хитрый пёс. Небольшого росточка (как говорят в простонародье: “в корень пошёл”), лаячий хвост-коралька всегда бодро загнут кверху, был Тузик жилистым и крепким пареньком из собачьих “низов”, которому крепко свезло с хозяином. Дело своё он знал отлично – ни один чужак мимо дачной ограды пройти без свирепого аккомпанемента хрипящего и скалящегося Тузика не мог, а поскольку на цепи его не держали, то он свободно выходил наружу, пролезая под воротами, и летел вслед редким проезжим машинам, хватая их зубами за задние колёса (ну, или умело делая вид). Впрочем, дедов пёс всегда соблюдал некую встроенную в него дхарму – маршрут преследования был чётко ограничен березкой на вершине горки в одну сторону, и трубой летнего водопровода, откуда насосная станция на озере раз в день качала воду для полива – в другую. Достигнув этой границы, Тузик неторопливо возвращался домой, повиливая своим колечком, и весело склабясь. А еще он не любил детей, и несколько раз прилично кусал соседских пацанов, когда они решали погладить пса без его разрешения (которое, впрочем, он никогда бы и не дал). Нас с братом он терпел, а иногда даже снисходил, падая на спину и подставляя свое волосатое, с просвечивающими пигментными пятнами брюхо, чтобы почесали.
Однажды мама меня спросила: “Сынок, что ты думаешь насчёт породистой собаки? У нас на работе бесплатно щенка предлагают, порода – шпиц”. Я начал спрашивать, что это за шпиц, и понял – что просто красота и милота, пушистик, ласковый и ручной. Мальчиком я был домашним , и как теперь совершенно точно знаю – вообще не “собачником”, которым, видимо, нужно просто родиться, и об овчарках или охотничьих собаках сроду не мечтал. И я сказал: “Хорошо, мама. Шпиц, так шпиц”. Так в нашей семье появился Тошка. Он был абсолютно нормальным щенком, игривым и шкодным, лил лужи и откладывал кучки, и когда никого не было дома, конечно скучал. Возвращаясь из школы, я слышал за входной дверью (прекрасной такой дверью из деревянной рамы и картона, которую пни как следует – разлетится, но такие двери стояли тогда во всех квартирах, это было нормально) тошкин скулёж, тонкий щенячий лай, царапанье и жалобное подвывание. Открывая дверь своим ключом, я уже был готов.. Предстояло брать совок и веник, чтобы собрать собачьи экскременты, и тряпку, чтобы вытереть лужи. Ведь я теперь был не просто собаковладельцем, а самостоятельным пятиклассником, и даже сам жарил себе яичницу на электрической плите “Лысьва”, а всё, что было связано с предыдущим щенком Булькой, уже забылось. Так всё и шло понемногу, я ходил в школу, а Тошка рос (хотя псом он был балованным и упрямым, видимо, генетически, но я тогда совершенно не понимал того, что у каждой собаки есть характер, а мне никто не объяснил..). До тех пор, пока однажды дед, уезжая куда-то по делам на пару дней, не привёл к нам Тузика, на временное проживание.
Теперь, читатель, я сделаю лирическое отступление, которое, хотя и уведёт нас немного в сторону от описываемых событий, но очень важно, потому что во-первых, обозначит темы двух следующих рассказов, а во-вторых, непременно приведёт нас к финалу этой истории.
Итак, сюжетная линия номер один. Два-три раза в неделю я ходил на занятия в музыкальную школу, по классу фортепиано. Между возвращением из общеобразовательной школы и выходом в музыкалку у меня был примерно один час отдыха, и тратил я его на прочтение книжек, которые читал запоем, лёжа на старом диване с подранной зелёной обшивкой. Этот диван облюбовали и Тузик с Тошкой, но я их оттуда сгонял, пользуясь бесспорным человеческим правом “первородства”. Собаки понимали и принимали это право, Тузик – молча, Тошка – огрызаясь по младости лет.
А вот и сюжетная линия номер два – моя тётя. Она была младшей сестрой отца, и жила в соседнем доме со своей семьей (мой брат Димка, о котором я много писал в предыдущих рассказах, был её сыном). Анна (так звали тётю), была женщиной образованной и культурной. В её доме часто бывали представители новосибирской “богемы” – артисты, музыканты, художники, довольно приличная по тем временам аудиоаппаратура воспроизводила шикарную музыку с виниловых пластинок: Александра Градского, Марылю Родович, и даже непонятный мне тогда польский джаз Чеслава Немена. Тётя Аня работала заведующей библиотекой, и в её доме я периодически натыкался на великолепные книги, которые в книжном магазине было просто не достать. И однажды она сама (!) принесла мне книгу, и сказала: “Саша, я знаю как ты любишь рыбную ловлю. Ты когда-нибудь слышал о Сабанееве? Вот, взгляни. Только прошу – очень осторожно! Эта книга издана ещё до революции, смотри!” – и показала мне на дату, это было переиздание от 1908 года. Я взял в руки увесистый том, и прочитал название: “Леонид Павлович Сабанеев. Исконно русская рыбалка. Жизнь и ловля пресноводных рыб”. Листая страницу за страницей, я просто прирос к стулу, где сидел.. А перед уходом умоляюще посмотрел на тётю, и попросил её разрешения взять эту прекрасную книгу домой. Тётя Аня вздохнула, подумала немного и разрешила, ещё раз напомнив о том, что эта книга – огромная редкость и очень дорого стоит.
Счастливый, я помчался домой! Показал книгу маме, вместе полистали по главам: “Ловля карася”, “Уженье линя и прикормы” и прочие прекрасные темы с иллюстрациями. Отец к рыбалке был равнодушен, и моих восторгов не разделил, но, мне это было до лампочки! И хотя в книге было много непонятных для меня слов, например: “жмых” и “селитра”, я собирался овладеть всей премудростью ловли пресноводных рыб в водоёмах России! Книгу поставил на верхнюю полку серванта, подальше от пакостного щенка Тошки.
На следующий день, вернувшись из школы, я вытер тошкины лужи, быстро выгулял Тузика, и на оставшиеся 45 минут упал на диван с книгой Сабанеева в руках. И, во-первых, зачитался, и забыл о времени, во-вторых, раздался звонок домашнего телефона, звонила мама с работы (и не зря!), спросить, не опоздаю ли я в музыкалку (и ведь действительно опаздывал!). Я подхватился, запихнул ноты и нотную тетрадь в картонную папку с выдавленным скрипичным ключом “соль”, и убежал, хлопнув дверью с “английским” замком. И оставив на диване забытой открытую книгу Леонида Сабанеева.. А про Тузика надо сказать отдельно, кстати. На эти два дня, оставшись жить у нас, пёс впал в детство. Этот суровый практик собачьей судьбы, порвавший немало пацанских штанин, и считавший преследование велосипедистов делом всей своей жизни, вдруг стал игривым и податливым, гонялся за Тошкой или бегал от него, весело щерился и лаял, в общем, Тузика было не узнать.
О том, что я забыл книгу на диване, я вспомнил во время урока. Ледяной ужас пробежал по спине, в ушах зашумело. Я с трудом слышал голос (точнее, крики) своей преподавательницы (о ней ещё будет отдельный рассказ), но уйти с урока было нельзя. Точнее – совсем никак нельзя. До дома было 4 остановки на троллейбусе, и проехав их я бежал, бежал, уже чувствуя, что случилось непоправимое, это ощущение витало в воздухе и вместе с ним проникало в кровь.. Открыв ключом дверь, я не разуваясь вбежал в зал, и.. О, читатель! Будешь ли ты горевать вместе со мной?
Диван был завален горой бумажных огрызков. На них, вольготно развалившись, сладко спали натешившиеся вволю Тузик и Тошка. Я упал на колени, посмотрел на эту жуткую картину, затем встал, расстегнул кожаный брючный ремень, и вытащив, намотал его на правую руку. Тузику досталось первому, он лежал ближе ко мне. Он отреагировал мгновенно, и так, как положено взрослому псу: вскочил и спрыгнув с дивана, исчез в коридоре, ища место, где можно было пережить стихийное бедствие в моём лице. А вот Тошке досталось гораздо больше. Картина была ещё та: я громко плакал, левой рукой размазывая слёзы по лицу, а правой хлестал щенка ремнём. Тошка то выл, то злобно огрызался, и даже пытался меня укусить, а огрызки великих рыбалок разлетались по всей комнате.
Вечером пришла с работы мама. Я показал ей драную обложку (всё, что осталось от книги) и гору изгрызенной бумаги, и мы стали думать, как рассказать о случившемся тёте.. В нашей домашней библиотеке было замечательное издание “Книга о мамонтах”, вот обложка:
“Книга о мамонтах” была издана роскошно – на шёлковой бумаге и с великолепными иллюстрациями, настоящий коллекционный экземпляр. Мы с мамой решили хотя бы частично возместить невосполнимую потерю.. И я пошёл на ватных ногах к тёте Ане, и краснея, и глядя по сторонам честно рассказал о том, что случилось. Показал обложку от Сабанеева, и предложил компенсировать “Книгой о мамонтах”, а в целом, хотел, как говорится, провалиться сквозь землю. К чести тёти нужно сказать, что “Книгу о мамонтах” она не приняла, и денег не потребовала. Но других книг я у неё больше не просил, и только когда мне исполнилось 13 лет, и я как-то сказал при встрече, что прочитал в журнале “Новый мир” за 1967 год первую часть “Мастер и Маргарита” Булгакова, и не знаю , где прочитать вторую, она принесла мне “отэренное” (так тогда называлось ксерокопирование) и переплетенное вожделенное продолжение, строго предупредив, чтобы я никому не показывал – за это могут посадить в тюрьму.
На следующий день пришёл дед и забрал Тузика, а Тошка.. Тошку я больше видеть не мог, и мама отдала его одной из своих многочисленных знакомых из машбюро.
Так все и было в лето от рождества Христова 1976-е.
Подписаться на новые рассказы в Telegram-канале “Фонарик путника”